|
Винсент Ван Гог
|
| |
|
Рука на огне
1
2
3
4
5
6
| | |
Анри Перрюшо. "Жизнь Ван Гога". Книга о Винсенте Ван Гоге
Завязалась дружба - поначалу несмелая, робкая. Дружба? Ван Раппарда, степенного, невозмутимого аристократа, при виде Винсента неизменно охватывало изумление. Все удивляло его в Винсенте - "мрачном фанатике", оборванце, так внезапно появившемся в его мастерской.
Цельность натуры и неуемная жажда знаний, побуждавшая Винсента неустанно теребить, засыпать собеседника вопросами; неутомимая потребность проникать в сущность всякого явления, толкающая его на то, чтобы бесконечно обсуждать и оспаривать все, чему его учили.
Рвение, с которым он набрасывался на работу, копируя "Анатомические эскизы для художников" Джона, после того, как он закончил Барга. Потом он возвратился к Баргу, снова скопировал все шестьдесят листов альбома, а затем переделал свои рисунки в третий раз. В промежутках он посещал музеи, где копировал картины мастеров, и в довершение всего глотал книгу за книгой - и так изо дня в день без передышки, постоянно сетуя на сопротивление натуры, угрюмо твердя, что "надо двигаться быстрее и быстрее".
В присутствии Винсента Ван Раппард постоянно ощущал своего рода "гнет" - гнет неудержимой страсти, не знающей ни зависти, ни корысти и прорывающейся в прямодушных словах; гнет неожиданных гневных вспышек; гнет мрачной суровости ("вызывающей дрожь") рисунков, торопливо набрасываемых нетерпеливой рукой.
Такая одержимость у человека, совершенно обездоленного и к тому же весьма смутно представляющего себе практическую сторону жизни, сам по себе тот факт, что бродяга, питающийся сухарями, водой и каштанами, купленными на улице, исповедовал столь величественную, всепоглощающую веру в искусство, - все это вызывало у Ван Раппарда не просто уважение, а восхищение, смешанное, однако, с жалостью и опаской. Ван Раппард жалел Винсента.
Он терпел его капризы, неожиданные вспышки гнева, отмалчивался, когда Винсент выходил из себя. Человек, с которым его свела судьба, казался ему, как он сам впоследствии говорил, "прекрасным и страшным". Ван Раппард привязался к Винсенту и стремился всячески сглаживать шероховатости их повседневного общения.
В мастерской Ван Раппарда Винсент, наконец, ознакомился с законами перспективы. Он делал один набросок за другим, у него возникали все новые и новые замыслы. Но эта бешеная скачка с препятствиями осуществлялась по строгому плану. "Существуют законы пропорций, светотени и перспективы, которые необходимо знать, чтобы овладеть рисунком", - писал Винсент Тео. По этой же причине он постарался в ту же зиму приобрести "известный анатомический багаж". На пяти листах энгровской бумаги он нарисовал - по альбому Джона - скелет.
"Вещь стоила мне больших усилий, но я рад, что сделал это", - признавался он. Однако, на его взгляд, одного Джона недостаточно: Винсент пойдет еще в ветеринарное училище, где, наверно, есть анатомические этюды животных. И хорошо бы также съездить в Гаагу - повидаться с художником Мауве, с которым Ван Гоги связаны родством, а также с Терстехом!
Преодолевая недомогание (он считал его следствием лишений, которые претерпел в "угольном царстве Бельгии", но с равным основанием мог бы объяснить душившей его нуждой и постоянным перенапряжением), Винсент не ослаблял темпов работы. И все же время от времени нервы не выдерживали. Недовольный собой, своими успехами, которые, как он считал, давались ему слишком медленно, Винсент впадал в ярость.
В январе, в одну из таких "трудных минут", он спохватился, что уже несколько недель нет писем от Тео, и сердито призвал брата к ответу: чем вызвано его молчание? Может быть, Тео боится скомпрометировать себя в глазах своих хозяев, владельцев фирмы "Гупиль"? Или он опасается, что Винсент попросит у него денег? (По истечении некоторого времени Ван Гог узнал от отца, что Тео без его - Винсента - ведома все время присылал для него деньги.) В том же письме он сообщил, что почти не видится с Ван Раппардом.
"Мне показалось, что он не любит, когда его беспокоят", - с обидой добавлял он. Да и вообще, пока он не сможет полагаться на собственные знания и мастерство, ему лучше "избегать общества молодых художников, которые не всегда задумываются над тем, что делают и говорят".
"Трудная минута" вскоре прошла. Почти тотчас же пожалев о своем резком письме, Винсент попросил у брата прощения: дело в том, что у него плохо шла работа, а теперь все "изменилось к лучшему". Снова и снова копируя листы Барга, Винсент одновременно рисовал с модели. Старик рассыльный, несколько рабочих парней и солдат согласились ему позировать. Написал он также пейзаж - вересковую пустошь.
У него снова рождались самые разнообразные замыслы. Натура начала поддаваться. И Винсент с обезоруживающим простодушием признавался: "Мое дурное настроение улетучилось, и потому сейчас я совсем иного, лучшего мнения о тебе и обо всем на свете". Спокойно глядя в будущее, верный своим изначальным скромным притязаниям, он говорил, что надеется "оказаться более или менее способным выполнять работу по иллюстрированию газет и книг".
Он думал при этом о Домье, Гаварни, Гюставе Доре, Анри Монье, хотя и не смел "никоим образом утверждать", что поднимется до их уровня. Жанр, в котором снискали себе славу эти художники, а именно изображение нравов, привлекал его в десять раз больше, чем пейзаж. Работы, которыми он восхищался, подчас содержали "страшную правду" и пленяли его своей необыкновенной выразительностью, а ведь в искусстве он видел прежде всего средство выражения.
И среди этих работ его больше всего привлекали те, "где обнаруживалась со всей очевидностью бесценная жемчужина - человеческая душа". Залог исполнения его желаний - судя по оброненным им признаниям, весьма скромных, - Винсент усматривал в неустанной работе. Надо много работать, уверял он, это основное условие.
Чтобы стать художником, мало овладеть мастерством рисовальщика, "а коль скоро я начал заниматься рисунком, то уж, конечно, не для того, чтобы остановиться на достигнутом", - необходимо также изучить литературу и многие отрасли знания. Искусство всеобъемлюще - или же нет искусства. Величественное кредо - Ван Раппард не ошибся в его оценке, - но насколько оно превосходит цель, которую поставил перед собой Винсент!
Величественная задача, но единственно плодотворная и вместе с тем невыносимо тяжкая. Однако Винсент радостно нес свое бремя.
далее »
|