Винсент Ван Гог
Оглавление книги: 1. Бесплодная смоковница » Безмолвное детство » Свет зари » Изгнание » Защитник углекопов » В моей душе... 2. Смерть для жизни » Рука на огне » Скорбь » Призрачные деревни » Едоки картофеля 3. Полдень - время самой короткой тени » Антверпен Рубенса » Свет Иль-де-Франса » Арль японский » Южная мастерская 4. Тайна при свете » Человек без уха » Монастырь Сен-Поль » Вороны над полем

	Винсент Ван Гог
	Едоки картофеля 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

Винсент отправил также литографию своей картины Ван Раппарду. Однако Ван Раппард, обидевшись, что ему не послали извещения о кончине пастора, отозвался об этой литографии весьма сурово, без каких либо смягчающих оговорок. Похоже, что он даже специально подбирал слова, особенно оскорбительные для Винсента. "Почему, - спрашивал он его, - Вы так бегло разглядывали свой объект и передали его так небрежно? Почему Вы не дали себе труда изучить движения? ... Как смеете Вы ссылаться на Милле и Бретона, выпуская из своих рук такие работы? Послушайте! На мой взгляд, искусство - это нечто прекрасное и с ним нельзя обращаться столь легкомысленно!"
Можно вообразить себе реакцию Винсента.
Повинуясь первому побуждению, он вернул Ван Раппарду его письмо "с почтительным приветом". Однако на протяжении пяти лет тот был, по существу, его единственным другом и опорой, и вскоре Винсент ощутил потребность, как он сам выразился, "поставить точки над i". Он оправдывался - что было нетрудно - в том, что забыл послать другу извещение о смерти отца, к тому же, на его взгляд, это несущественно. Куда важнее другое - обвинения Ван Раппарда по части искусства живописи. "Вы ничего не говорите мне о „технике“, - писал он ему в своем первом письме... - Снова повторяю Вам: сопоставьте привычное значение, которое все чаще придают этому слову, с его истинным значением... Я попросту утверждаю одно: правильно выписать фигуру однообразными и заученными мазками в соответствии с академическими рецептами - это не отвечает настоятельным требованиям эпохи в сфере изобразительного искусства". Винсент с первых же слов затронул здесь самую суть вопроса. Сохранив, несмотря на ссору, благодарное воспоминание о Мауве и по прежнему восхищаясь многими посредственными художниками, только потому что они воплощали в своих картинах гуманные сюжеты, он в то же время знал или, точнее, великолепно чувствовал, что вообще нужно, и в особенности, что нужно делать ему самому в живописи. Инстинкт вел его вперед с поистине волшебной безошибочностью. Инстинкт отвращал его от штампов, которым следовали голландские художники его времени, заставлял восставать против их более или менее закосневших традиций. В то лето 1885 года, когда, работая в поле, среди крестьян, Винсент был занят "прямо или косвенно величайшей из проблем - цветом", инстинкт его был подобен реке, ищущей свое русло, путь, по которому в будущем потекут ее воды. Винсент привык встречать повсюду непонимание: он настолько привык "выслушивать брань, что она больше не производит впечатления", и никаким новым наветам уже не поколебать его веры. На протяжении всего лета, продолжая свой страстный спор с Ван Раппардом, он повторял в каждом письме: "Что до меня, то мой удел - неприкрытая нищета. Но при всем этом мужество мое, а, возможно, также и силы скорей окрепли, нежели ослабели. Не думайте, будто Вы - единственный, кто считает или считал необходимым критиковать мои работы, да еще так, чтобы совсем сломить меня, как Вы это умеете. Напротив, вплоть до самого последнего времени я ничего другого и не встречал. Именно потому, что Вы не единственный, кто критиковал меня таким образом, Ваша критика заняла свое место в ряду других подобных суждений, от которых я защищаюсь и буду защищаться все более успешно, вздымая, как знамя, мою убежденность, что мои устремления имеют право на жизнь".

Если Винсент так остро реагировал на нападки Ван Раппарда ("Порой мне кажется, - гласит его душераздирающее признание, - что поднимают руку на меня самого, настолько я связан с моим творчеством, настолько мои убеждения - часть меня самого") и если ему не всегда удается - он и это признает - сохранять спокойствие, то потому только, что суждения, высказанные Ван Раппардом, на взгляд Ван Гога, могли исходить лишь "от невыносимо педантичного человека, верного питомца академии", от человека, совершенно неспособного понять истинный смысл его творчества, направления, которое он избрал. Конечно, его работам присуще множество недостатков, он отнюдь не склонен это отрицать. Но понимает ли Ван Раппард смысл всех его исканий? Профессионализм сплошь и рядом обращается в штамп - неужели он этого не уразумел? "Возьмите любой из моих рисунков, - говорит он своему бывшему другу, - или любую из моих картин, какую захотите, какую я и сам Вам укажу, стараясь по возможности сохранить хладнокровие. Вы обнаружите как в рисунке, так и в цвете и в тоне ряд погрешностей, которых, вероятно, не сделал бы реалист. Явные неточности, которые я вижу сам и, будь в этом нужда, осудил бы куда резче всякого другого. Неточности, а подчас и огрехи. И тем не менее я думаю: даже если я и впредь стану создавать произведения, в которых можно будет - при критическом к ним отношении - обнаружить такие ошибки, все же мои картины будут жить собственной жизнью и иметь право на существование, что, несомненно, перекроет их недостатки, особенно в глазах людей, которые сумеют оценить их характер и дух. Несмотря на все мои недостатки, сбить меня с толку не так легко, как некоторые воображают. Я хорошо знаю, к какой цели стремлюсь, и твердо убежден, что нахожусь на верном пути, когда хочу писать то, что чувствую, и чувствую то, что пишу, поэтому я не принимаю близко к сердцу все, что говорят обо мне другие. Но все же порой это отравляет мне жизнь, и я думаю, что многие, возможно, впоследствии пожалеют о своих словах и о том, что оскорбили меня враждебностью и равнодушием. Защищаясь от подобных ударов, я полностью отгораживаюсь от всех, так что теперь буквально ни с кем больше не вижусь, кроме крестьян, с которыми непосредственно имею дело, которых пишу. Я намерен и впредь поступать таким же образом. Возможно, я даже покину свою мастерскую и поселюсь в какой нибудь хижине, чтобы уже не слышать и не видеть тех, кто именует себя "культурными людьми"".