Ирвинг Стоун. "Жажда жизни". Повесть о Винсенте Ван Гоге
Эттен
Думая, что сын читает для развлечения, Теодор однажды сказал ему:
- Винсент, ты все время твердишь, что тебе надо много работать. Так зачем же ты тратишь время на эти глупые французские книжонки?
Винсент сунул закладку между страницами «Отца Горио» и поднял глаза. Он не терял надежды, что когда-нибудь Теодор поймет, как его сын смотрит на серьезные вещи.
- Видишь ли,- заговорил он медленно,- чтобы рисовать людей и жанровые сцены, надо не только владеть техникой рисования, но и глубоко изучить литературу.
- Признаться, мне это непонятно. Если я хочу произнести хорошую проповедь, мне незачем идти на кухню и смотреть, как твоя мать коптит языки.
- Между прочим,- ввернула Анна-Корнелия,- те языки, которые я недавно закоптила, можно будет подать к завтраку.
Винсент не стал возражать против такой аналогии.
- Я не могу рисовать фигуру человека, не изучив тщательно все его кости, мускулы и сухожилия,- сказал он.- И лицо не могу рисовать, если я не знаю что творится в людских душах. Чтобы изображать жизнь, надо разбираться не только в анатомии, надо постичь, что человек чувствует и что он думает о мире, в котором живет. Тот, кто знает только свое ремесло и ничего больше, способен быть лишь очень поверхностным художником.
- Ах, Винсент,- тяжело вздохнул Теодор.- Боюсь, что из тебя получится теоретик!
Винсент вновь взялся за «Отца Горио».
Пришла бандероль от Тео, которая привела Винсента в волнение,- там оказалось несколько книг Кассаня, которые должны были помочь ему как следует овладеть перспективой. Винсент с нежностью перелистал книги и показал их Виллемине.
- Лучшего лекарства от моей болезни и не придумаешь,- говорил он сестре.- Если я исцелюсь, то только благодаря этим книгам.
Виллемина улыбалась, ласково щуря свои ясные, как у матери, глаза.
- Уж не думаешь ли ты, Винсент,- спросил Теодор, подозрительно относившийся ко всему парижскому,- что можно научиться правильно рисовать, читая в книгах рассуждения об искусстве?
- Конечно.
- Чудеса, да и только.
- Точнее говоря, я должен суметь применить прочитанное на практике. Ну, а практика - дело особое, ее вместе с книгами не купишь. Иначе эти книги шли бы нарасхват.
Счастливые, полные труда дни текли быстро, наступило лето, и теперь уже не дожди, а зной не давал Винсенту бродить по вересковым пустошам. Он нарисовал Виллемину за швейной машиной, в третий раз перерисовал этюды из книги Барга, пять раз в разных положениях набрасывал фигуру мужчины с лопатой. «Un Becheur», дважды нарисовал сеятеля и девушку с метлой.
Затем из-под его карандаша появилась женщина в белом чепчике за чисткой картошки, пастух с длинным посохом и наконец старый больной крестьянин,- обхватив руками голову и поставив локти на колени, он сидел на стуле у очага. Землекопы, сеятели, пахари, мужчины и женщины,- Винсент чувствовал, что их надо рисовать без конца, надо пристальнее вглядываться в сельскую жизнь и закреплять свои наблюдения на бумаге. Он уже не был, как прежде, беспомощен перед лицом природы, и это приносило ему такую радость, какой он дотоле никогда не испытывал.
Жители городка по-прежнему сторонились Винсента и смотрели на него как на чудака. Хотя и мать, и Виллемина, и по-своему даже отец выказывали ему свою любовь и всячески баловали сына, в тех тайниках его души, куда никто из обитателей Эттена не мог заглянуть, было пусто и одиноко.
А крестьяне со временем полюбили его и прониклись к нему доверием. Винсент находил в них что-то общее с землей, которую они обрабатывали. Именно это он и старался выразить в своих рисунках. Глядя на них, его родные часто не могли сказать, где кончается фигура крестьянина и где начинается земля:
Винсент сам не отдавал себе отчета, как это у него выходит, но чувствовал, что рисунки правильны, и этого было достаточно. - Четкой линии, разделяющей человека и землю, не нужно,- сказал он однажды вечером матери, которая вдруг заинтересовалась его работой.- Все это земля в разных видах, которые переходят один в другой, они нераздельны; это две формы единой сущности, отличить их друг от друга почти невозможно.
Мать решила, что раз у Винсента нет жены, ей следует взять на себя все заботы и устроить его судьбу.
- Винсент,- заявила она сыну как-то утром.- Прошу тебя к двум часам быть дома. Ты не откажешь мне в этом?
- Нет, мама. А в чем дело?
- Мы пойдем в гости. Винсент был ошеломлен.
- Мама, я не могу терять время попусту!
- То есть как это попусту?
- Да ведь мне надо рисовать, а там рисовать нечего!
- Ты ошибаешься. Там будут все важные эттенские дамы.
Винсент искоса взглянул на дверь. Еще мгновение, и он бросился бы прочь из дому. Он с трудом взял себя в руки и стал объяснять матери, почему он не может пойти в гости; слова он подбирал с большим трудом.
- Как бы это сказать тебе, мама,- начал он.- У этих женщин, что бывают на званых вечерах, нет характерности, а мне необходимы характеры.
« назад далее »
|
Новости
Биография
