|
Винсент Ван Гог
|
| |
|
В моей душе...
1
2
3
4
5
6
| | |
Анри Перрюшо. "Жизнь Ван Гога". Книга о Винсенте Ван Гоге
Он пережил долгий период уныния, который теперь завершен. "Вместо того чтобы предаться отчаянию, я избрал путь деятельной печали, насколько я способен быть деятельным, - иными словами, унылой, бездеятельной, отрешенной грусти я предпочел печаль, полную надежд, стремлений и исканий". Винсент вновь вернулся к своим занятиям, снова раскрыл Эсхила, Шекспира.
"Господи, как прекрасен Шекспир! - восклицает бывший проповедник. - Кто еще так загадочен, как он? Его язык и манера письма стоят иной кисти, которой водит взволнованная рука. Однако надо учиться читать, как надо учиться видеть и учиться жить".
Так пусть же близкие не ставят на нем крест, пусть не считают его "бездельником самого худшего толка", он просто умоляет об этом брата. Он снова благодарит его за "доброту" и сообщает ему свой адрес в Кэме. "Знай, если напишешь мне, этим принесешь мне радость", - говорит он ему.
Письмо это - оправдательная речь, но в то же время мольба о помощи, которую потрясенный Тео не мог не услышать. И еще это последний внутренний смотр. Этим письмом в решающий момент своей жизни Ван Гог подвел своеобразный итог и, отбросив прошлое, в последний раз оглянулся назад. Отныне оставлены все колебания, рассеяны все сомнения. Винсент рисует.
Он рисует, как некогда проповедовал, с тем же неутомимым рвением, с тем же неистощимым восторгом. Он часто наведывается в шахты, чтобы зарисовать там откатчиков и откатчиц, подобно тому, как в свое время с Евангелием в руках выходил навстречу окончившим работу углекопам.
Он рисует работниц в мужской одежде, с черным платком на голове; рисует промышленный пейзаж угольных дворов; углекопов, направляющихся к шахтам или же бредущих оттуда, согнувшихся под тяжестью мешков... Боринаж представляется Винсенту не менее живописным, чем Аравия или Венеция.
Его неутомимая рука день за днем, час за часом дает ответы на вопросы, которые издавна терзали его. Фигуры людей, поначалу застывшие, скованные, точно выполненные первобытным художником, постепенно оживают, оставаясь загадочными, словно персонажи Джотто.
Винсент не удовлетворялся зарисовками с натуры. Он начал копировать "Часы дня" Милле, художника, взволновавшего его своим библейским видением, вкусом к земным вещам, истинно евангельским гуманизмом. Он просил брата выслать ему другую серию того же художника - "Полевые работы".
У Терстеха, своего бывшего шефа в гаагской художественной галерее, он выпросил "Рисунки углем" Барга. В своей маленькой комнатушке в Кэме, которую он делил с хозяйскими детьми, Винсент рисовал, переделывал рисунки, учился мастерству. Так же как три года назад в Амстердаме, он снова оказался в положении ученика.
Он должен учиться новому делу, приобщиться к новому языку. Но каким доселе не изведанным восторгом воодушевлен этот ученик! В свое время он пал духом при виде груды латинских и греческих книг. Сегодня трудности не пугают, не угнетают его, а лишь еще больше возбуждают рвение.
Пусть нет им числа - он преодолевает их спокойно, настойчиво и упорно. Хлынул наружу источник, бурливший в его душе, - и долго сдерживаемая струя забила неудержимо, с чудесной, неодолимой силой.
"Я набросал рисунок, изображающий углекопов, - пишет Винсент Тео, - которые поутру бредут по заснеженной тропинке на шахту вдоль изгороди из колючего кустарника, бредут как тени, смутно различимые в полутьме. Позади на фоне неба крупные надшахтные строения и терриль. Посылаю тебе набросок, чтобы ты представил себе эту картину...
Нравится ли тебе сама идея рисунка?" Теперь Винсент шлет Тео одно письмо за другим, то по голландски, то по французски ; каждое содержит подробный отчет о его работе. Для сомнений уже не осталось места. 7 сентября Винсент сообщил Тео, что почти две недели работал над упражнениями Барга "с раннего утра и до самого вечера, и так каждый день, мне казалось, что я набираю силу...
Не с меньшим, а, возможно, с еще большим усердием я теперь копирую „Полевые работы“... Что же касается „Сеятеля“ („Сеятеля“ Милле), - добавляет он, - то я рисовал его уже не менее пяти раз, дважды малым форматом и трижды более крупным, и все же я снова буду его рисовать, настолько эта фигура меня интересует..."
Углекопы. Ткачи. Сеятель... "Я исступленно работаю", - пишет Винсент. Отныне перед ним - огромное невозделанное поле. Сеятель!..
Разве сам он не сеятель, фигура, символизирующая человека творца, сеятель, который идет вперед размашистым шагом, наступая на комья земли, и широким жестом бросает в ее разверстое чрево зерно - залог летнего урожая? Он работает по Баргу, копирует Милле, изучает труды по анатомии и перспективе.
"Путь к знанию тернист, и сплошь и рядом эти книги вызывают острое раздражение, - вздыхает он, изнывая от нетерпения. -... Но я надеюсь, что тернии в свое время обернутся цветами, а борьба, которую я веду, при всей ее кажущейся бесплодности подобна родовым мукам. Сначала - боль, после - радость".
Весь дрожа от лихорадочного нетерпения, Винсент мечтает скорее миновать переходный этап. "Я не мог удержаться, - признается он, - и снова выполнил в довольно крупном масштабе рисунок, который изображает углекопов, бредущих на шахту". Но он счастлив. "Я не в силах выразить, как я счастлив, что снова взялся за рисование", - говорит он.
Солнце взошло над голой пустынной землей, несущей в своем чреве июльскую жатву.
далее »
|