Анри Перрюшо. "Жизнь Ван Гога". Книга о Винсенте Ван Гоге
Винсент прочел статью Орье с изумлением. "Для всего творчества этого художника, - писал Орье, - характерна чрезмерность, чрезмерность во всем: в силе, в нервности, в мощной выразительности.
В том, как он безапелляционно утверждает характер вещей, в упрощении форм, зачастую чрезвычайно смелом, в дерзостной попытке в упор взглянуть на солнце, в бурном неистовстве его рисунка и цвета, во всем, вплоть до мельчайших особенностей его техники, чувствуется великан, мужественный, дерзновенный, очень часто грубый, а иногда бесхитростно деликатный".
Винсент Ван Гог - "этот могучий, неподдельный и чистокровный художник, с грубыми руками титана, с нервами истерической женщины и душой ясновидца, - совершенно самобытен и стоит особняком в жалком искусстве нашего времени".
Орье видит в нем "напряженного и фантастичного колориста, смешивающего на своей палитре золото и драгоценные камни, великолепного певца ... роскошных стран, огненных солнц и слепящих красок..."
"На мой взгляд, - писал Орье, - это единственный художник, который передает хроматизм вещей с интенсивностью, в которой чувствуется отблеск металла и драгоценных камней".
Да, читая эти страницы, Винсент был поражен. Поражен и немного опечален - ему казалось, что, посвящая ему такую статью, автор переоценивает его произведения, а главное, умаляет значение других художников, например Гогена.
"Право, мне кажется, что подобные вещи можно писать о Гогене, а обо мне только как о чем то второстепенном". Конечно, статья Орье "подбодрила" Винсента. Однако он пишет Тео: "Мне нет нужды говорить тебе, что я по прежнему убежден, что я так не пишу, и скорее вижу в этом наставление, как мне следует писать".
Письмо Винсента к Орье свидетельствует о смеси этих разнородных чувств. Так как Орье объявил, что Винсента вряд ли когда нибудь будут покупать, потому что это слишком "простой и изысканный художник", чтобы быть понятым широкой публикой, "в ущерб маленьким гнусностям г на Мейссонье", Винсент берет Мейссонье под защиту.
Но, главное, он старается привлечь внимание Орье к Монтичелли и Гогену. "Мне как то неловко, - пишет он, - когда я думаю, что то, что Вы говорите обо мне, гораздо больше заслужено другими. И в особенности Монтичелли.
Вы пишете: "На мой взгляд, это единственный художник, который передает хроматизм вещей с интенсивностью, в которой чувствуется отблеск металла и драгоценных камней", прошу Вас, если Вас не затруднит, посмотрите в собрании моего брата букет Монтичелли -букет в сине белых, как незабудки, и оранжевых тонах, Вы тогда поймете, что я имею в виду...
Нет другого колориста, который бы так непосредственно шел от Делакруа ... Так вот, я пишу все это, чтобы сказать, что, по моему, ко мне незаслуженно отнесены все те слова, какие Вам следовало бы сказать о Монтичелли, которому я многим обязан. Кроме того, я многим обязан Полю Гогену, с которым несколько месяцев работал в Арле и которого я, впрочем, знал еще в Париже ...
Ваша статья была бы справедливее, и поэтому, на мой взгляд, убедительнее, если бы, говоря о проблеме будущей "живописи тропиков" и о проблеме цвета, прежде чем говорить обо мне, Вы воздали бы должное Гогену и Монтичелли. Потому что, поверьте мне, моя роль в этом вопросе была и останется совершенно второстепенной".
Поскольку Орье с восторгом отозвался о "пламенном силуэте" кипарисов Винсента, Винсент обещает послать ему пейзажи с кипарисами. Но ему еще не удалось, объясняет Винсент, написать кипарисы так, как он их чувствует. Для этого, делится он с братом, "нужна известная доза вдохновения, творящий прекрасное луч свыше, который нам не подвластен".
"Статья Орье, - пишет в заключение Винсент, и здесь он высказывает свою задушевную мысль, - если бы я решился ей внять, могла бы толкнуть меня к тому, чтобы смелее рвать с действительностью и превращать цвет в музыку живописных тонов, как в некоторых картинах Монтичелли.
Но правда и поиски правдивого изображения дороги мне настолько, что я - словом, я чувствую, чувствую, что предпочитаю в живописи тачать сапоги, чем быть музыкантом в цвете. Так или иначе, попытки быть верным правде - может быть, единственное лекарство против болезни, которая по прежнему угнетает меня".
Болезнь! Дифирамбы парижского критика не в силах отвлечь Винсента от мыслей о его несчастье. Статья Орье - всего лишь бледная улыбка на фоне его горького существования, отдаленный отсвет жизни, к которой, по сути говоря, Винсент уже не причастен.
В борьбе, которую ведет Винсент, нет места честолюбивым помыслам, пусть даже самым скромным. Впервые за все время, что Винсент занимается живописью, на его картину нашелся покупатель:
14 февраля Тео сообщил Винсенту, что в Брюсселе участница группы Двадцати, мадемуазель Анна Бош, сестра Эжена Боша, у которого Винсент побывал в Фонвьейе, купила за четыреста франков его "Красный виноградник". Уж не начало ли это успеха?
Успех? Что значит это слово для Винсента? Если даже завтра к Винсенту и в самом деле придет успех, он ничего не изменит в его горестной судьбе.
В четырех стенах своей комнаты Ван Гог продолжает копировать, "переводить на иной язык - язык цвета - впечатления светотени в белом и черном" гравюр Милле и Домье, имеющихся у него под рукой, и пишет картину "Арлезианка" по рисунку Гогена.
далее »
|
Новости
Биография
