Анри Перрюшо. "Жизнь Ван Гога". Книга о Винсенте Ван Гоге
У Винсента были серьезные основания жаловаться на больничный стол.
Доктор Пейрон отнюдь не чувствовал призвания к деятельности управляющего лечебницей. Куда там! Этого маленького, толстого, скрюченного подагрой человека в темных очках, вдовевшего уже двадцать лет и вынужденного содержать бездельника сына, "весьма мало увлекает его ремесло".
Лечебница Сен Поль скорее напоминала постоялый двор с больничным уклоном. Доктор не уделял почти никакого внимания своим пациентам, да он, кстати сказать, мало смыслил в душевных болезнях и почти не лечил больных (единственное лечение, какое он назначил Винсенту, - два раза в неделю двухчасовые ванны). На питании больных он всячески экономил.
Да и вообще, он совсем забросил Сен Поль, доверив его попечению надзирателя и монахинь. На беду, закон 1838 года отменил инспектирование подобного рода заведений. От процветавшего некогда санатория, при котором была даже своя молочная ферма, осталось одно воспоминание. Парк заглох и зарос сорняками.
В этом запущенном парке сразу по приезде и установил свой мольберт Винсент. Он пишет в нем ирисы, толстые стволы деревьев, увитые плющом, бабочку "мертвая голова" ... Когда Винсент работает, больные собираются вокруг него, но он на это не сетует, считая своих товарищей по несчастью куда более деликатными, чем "добропорядочные жители Арля".
Винсент тоскует и сам не знает, чего ему хочется, но он страстно рвется к работе. Обычно работа настолько поглощает его, что он становится совершенно беспомощным в повседневной жизни, но зато теперь живопись будет для него лучшим лекарством, а главное - она не даст ему опуститься, как другие больные.
Винсент с состраданием пишет о том, что эти несчастные только и делают, что "набивают себе желудки горохом, бобами, чечевицей и прочими бакалейными товарами", а потом тщательно переваривают пищу. Других дел у них нет. Винсент, само собой, стремится к иной цели.
Он не говорит об этом, но ведет себя так, словно его поместили в лечебницу только для того, чтобы он поближе узнал, что такое безумие, освоился с этой болезнью и попытался ее одолеть.
С неотступным вниманием изучает он каждое движение, каждый поступок безумных. Он наблюдает за ними, расспрашивает их, сравнивает картину их болезни с тем, как протекает его собственный недуг.
"Мне верится, - пишет он Тео, - что с той минуты, как ты понял, что это за штука, и осознал, что у тебя могут быть припадки, в твоих силах принять какие то меры, чтобы страх и тоска не застигли тебя совсем уж врасплох". По мере того как уменьшается страх перед безумием, уходит понемногу и отвращение к жизни, нежелание продолжать жить. Впрочем, воля еще не совсем вернулась к Винсенту.
Он просто надеется спустя год лучше понять, что он может и чего он хочет. Но в настоящий момент он вовсе не стремится вырваться из стен лечебницы.
В начале июня доктор Пейрон обрадовал Винсента, разрешив ему выходить за ограду парка и писать в окрестностях монастыря Сен Поль. Правда, Винсента на этих прогулках сопровождал надзиратель.
Благотворное июньское тепло отчасти развеяло тоску Винсента. Он пишет оливковые деревья, кипарисы. Особенно привлекают его кипарисы, которые на его холстах тянутся к небу, точно черное, извивающееся пламя. "Их линии и пропорции прекрасны, точно у египетских обелисков", - восторгается Винсент. Фактура его живописи меняется. Краски становятся глуше, а форма еще выразительнее.
Работая над кипарисами, Винсент хочет, по его словам, "изобразить на холсте час, когда в жарком воздухе летают зеленые жуки бронзовки и стрекозы". Уроки классики, полученные в Арле, и в частности уроки Гогена, забыты и отвергнуты. С каждым днем Винсент все решительнее возвращается к экспрессивности периода своего ученичества.
Он подчеркивает формы, придавая им драматизм, движение и ритм. Змеевидные линии извиваются, волнятся, вздымаются на его картинах, полные колдовской и таинственной жизни.
Уехав из Арля в Сен Реми, Винсент, собственно говоря, уже расстался с югом. Он перебрался ближе к северу, ближе к тем краям, которые напоминают ему места, где прошла его молодость. Рождественская драма положила конец арлезианскому периоду его творчества, борьбе, в которой Винсенту пришлось помериться силами с рациональным, геометрическим порядком вещей, с наставительной и строгой незыблемостью классицизма.
Однако рождественская драма была не только поражением, но и прежде всего победой, - победой художника барокко, который таился в Винсенте. Рождественская драма освободила Винсента, вернула художника его северному гению.
Усилия, направлявшие его в сторону, противоположную его таланту, на которые его обрекло единоборство с солнцем в Арле, во многом укрепили этот талант, и теперь, освобожденный от пут, Винсент может со всей страстью отдаться своим истинным, заветным влечениям. Вот теперь урок, преподанный антверпенскими полотнами Рубенса, принесет свои плоды. Винсент возвращается к своим истокам.
Оливковые деревья на его холстах извиваются в упорном стремлении к жизни, узловатые, бугристые, глубоко ушедшие корнями в землю, словно подстриженные ивы Брабанта его детских лет. Круг замкнулся.
Трижды в течение июня Винсент пишет хлебное поле, которое он видит сквозь решетки своего окна. Но теперь посреди поля он ставит не сеятеля - образ плодородия и символ надежды, а жнеца "образ смерти, такой, какой нам ее являет великая книга природы", образ, который, по словам Винсента, он хочет сделать безмятежным, почти улыбающимся.
далее »
|
Новости
Биография
