Анри Перрюшо. "Жизнь Ван Гога". Книга о Винсенте Ван Гоге
Винсент понимал, что все от него отступились, - что ж, будь что будет! Если в том кругу, к которому он принадлежит по праву, он может найти прибежище, только изменив самому себе, коль скоро он вынужден выбирать между компромиссом и собственными устремлениями, выбор предрешен.
Выбор его сделан, но он страдает. Одна лишь работа успокаивает его да еще природа. "Я гляжу в синее небо или смотрю на траву, и в душу мою нисходит покой", - говорит он.
Убеждения его созрели. Прочитав "Азбуку рисунка" Кассаня, солидный труд по теории перспективы, он сопоставил свои работы с выводами автора и с радостью и восторгом вдруг ощутил необыкновенную уверенность. Он беспрестанно рисовал Син, и под могучим наплывом чувств возникали прекрасные работы, созданные рукой мастера: женщина, размышляющая о жизни; женщина, обуреваемая раскаянием; мать, кормящая ребенка грудью;
"Тhе Grеаt Lаdy" - "стройная белая женская фигура, тревожно высящаяся в ночном мраке", ее гнетет бремя человеческих бед и еще - как их соучастницу - раскаяние. И, наконец, нет, прежде всего, "Sоrrоw" - "Скорбь": обнаженная женщина с отвислой грудью и растрепанными волосами сидит, уронив голову на скрещенные руки, и рыдает - живой символ нищеты и страдания. "Sоrrоw is bеttеr thаn jоy" - "Скорбь лучше радости".
Под этим рисунком Винсент написал фразу из Мишле: "Мыслимо ли, чтобы на нашей земле женщина была столь одинока и столь несчастна?"
К кому обращен этот вопрос, как не к сонму лжехудожников и фарисеев, тех, кто похваляется своей гуманностью, но чье добродетельное негодование порождено лишь лицемерием?
Винсент знал, что его отвергли. Но знал он и то, что сейчас перед ним открывается волшебный мир. "Я - художник", - шептал он.
Он чувствовал, как зреет в нем могучая, неодолимая сила. "Сознание, что ничто, кроме болезни, не отнимет у меня этой силы, которая развивается и крепнет, - писал он Тео, - позволяет мне смело смотреть в будущее и терпеть множество лишений в настоящем. Какое счастье, - продолжает он, - любоваться каким нибудь предметом и, находя его прекрасным, размышлять о нем, запомнить его и затем сказать: я нарисую его и буду работать до тех пор, пока он не оживет под моей рукой".
Прочь сомнения, рабские поиски вслепую! Надо лишь поддерживать высший накал этой силы, неустанным трудом добиваться новых успехов и идти вперед, беспрерывно идти вперед.
Как то раз в апреле, рисуя в дюнах, Винсент встретил Мауве и попросил его прийти взглянуть на новые работы. Художник, избегавший Винсента, отказался не раздумывая. Вспыхнула ссора. "Ведь и я - художник!" - крикнул Винсент собеседнику, чем тот, по всей вероятности, был уязвлен в высшей степени. Мауве обругал своего бывшего ученика, попрекнул за "мерзкий характер". "Между нами все кончено", - бросил он ему.
Оскорбленный его выходкой, Винсент в ярости повернулся к нему спиной и побежал назад, в свою мастерскую. Разрыв с обществом, которое представлял Мауве, завершен. Он был неизбежен. Гнойнику всегда лучше прорваться. Возвратившись домой, Винсент схватился за перо, чтобы написать Тео. Он поведал ему о ссоре с Мауве. В чем дело? Тео там, у себя в Париже, ни о чем не подозревает.
За что только все травят Винсента? "Что ж, господа, - гневно восклицает он, - вас, столь приверженных к условностям и приличиям, и это ваше право, если только вы искренни до конца, - вас я хочу спросить: что благороднее, деликатнее, мужественней - покинуть женщину или сжалиться над покинутой?" Да, он готов сознаться в преступлении - этой зимой он, Винсент, спас уличную женщину.
Короткими, словно рублеными, фразами он поведал Тео о своих отношениях с Син. "Мне кажется, - писал он, - что всякий мужчина, который хоть чего нибудь да стоит, поступил бы на моем месте точно так же". Но другие, кажется, иного мнения на этот счет? Пусть так - значит ли это, что правы они, а не он? Да и зачем люди вмешиваются в его личную жизнь? Он волен поступать как ему заблагорассудится.
"Эта женщина привязалась ко мне теперь, как ручная голубка; а ведь я могу жениться только раз в жизни, и не лучше ли мне жениться именно на ней, потому что тогда я смогу и впредь ей помогать, иначе нужда снова толкнет ее на прежний путь, ведущий в пропасть". Вот как обстоит дело! "Мауве, Тео, Терстех, в ваших руках мой хлеб - неужели вы оставите меня голодным и отвернетесь от меня? Я сказал свое и теперь жду, что мне ответят".
Тео настороженно отнесся к поступку брата. Он счел нужным предостеречь его в отношении Син, которая представлялась ему хитрой женщиной, без труда окрутившей доброго и доверчивого Винсента. Радуясь, что облегчил душу, открыв брату тяготивший его секрет, Винсент в каждом письме упорно оспаривал доводы Тео. Да и о чем тут спорить? Винсент не из тех, кто идет на попятный.
"Я между двух огней. Если бы я ответил тебе: „Да, Тео, ты прав, я прогоню Христину“, то, во первых, солгал бы, признавая твою правоту, а во вторых, пообещал бы совершить подлость. Если же я стану тебе перечить и ты займешь такую же позицию, как Терстех и Мауве, тогда, можно сказать, пропала моя голова... Но молчать для того только, чтобы не лишиться вашей помощи, представляется мне омерзительным, и я предпочитаю все поставить на карту".
далее »
|