Новости   Биография   Картины   Пейзажи   Портреты   Автопортреты   Подсолнухи   Рисунки   Письма   Книги   Хроно 

Ирвинг Стоун
Ирвинг Стоун

   
  

Лондон Боринаж Эттен Гаага Нюэнен Париж Арль Сен-Реми Овер

   
  
   
Винсент Ван Гог
Винсент Ван Гог

  
   

Гаага
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34

  

Ирвинг Стоун. "Жажда жизни". Повесть о Винсенте Ван Гоге

Гаага

- Рисуете вы просто великолепно,- сказал Вейсенбрух, и глаза у него заблестели.- Пожалуй, по этим эскизам я и сам не прочь бы поработать.
У Винсента будто подломились колени, так неожиданны были слова Вейсенбруха. Он упал на стул как подкошенный.
- Вас, кажется, называют Карающим Мечом?
- Так оно и есть. Если бы я увидел, что ваши рисунки плохи, я бы сказал это прямо.
- А Терстех разбранил меня за них. Говорит, что они чересчур грубы и резки.
- Глупости! В этом-то их сила.
- Я хотел рисовать пером, но Терстех говорит, что мне надо целиком перейти на акварели.
- И тогда он будет продавать эти акварели, да? Нет, мой друг, если вы видите натуру как рисунок пером, то и передавайте ее рисунком. И, главное, никого не слушайте, даже меня. Идите своим путем.
- Пожалуй, так и придется.
- Когда Мауве сказал, что вы художник божьей милостью, Терстех не согласился с ним, и Мауве стал вас защищать. Это было при мне. Если это повторится, то теперь, когда я видел ваши работы, я тоже буду стоять за вас.
- Мауве сказал, что я художник божьей милостью?
- Не вбивайте себе это в голову. Благодарите бога, если хотя бы умрете художником.
- Тогда почему же он так холоден ко мне?
- Он ко всем холоден, Винсент, когда заканчивает картину. Не обращайте на это внимания. Вот он покончит со своим схевенингенским полотном, и все образуется само собой. А пока можете заходить ко мне, если вам понадобится помощь.
- Разрешите задать вам один вопрос, Вейсенбрух?
- Пожалуйста.
- Это Мауве прислал вас сюда?
- Да. Мауве.
- А зачем?
- Ему хочется знать мое мнение о вашей работе.
- Но зачем же ему знать? Если он считает меня художником божьей милостью...
- Не знаю. Быть может, Терстех заронил в него сомнение.

6

Терстех все больше терял веру в Винсента, а Мауве становился к нему все холоднее, но их место в его жизни постепенно занимала Христина: она дарила его той простой дружбой, по которой он так тосковал. Она приходила в мастерскую каждый день, рано поутру, и приносила корзинку с шитьем - ей хотелось, чтобы ее руки, как и руки Винсента, были тоже заняты работой. Голос у нее был грубый, слова неловкие, но говорила она спокойно, тихо, и когда Винсенту надо было сосредоточиться, она ему нисколько не мешала. Почти все время Христина мирно сидела у печки, глядя в окно или занимаясь шитьем каких-то вещей для будущего ребенка. Позировала она плохо и с трудом понимала, что от нее хотят, но старалась изо всех сил. Скоро у нее вошло в обычай, перед тем как уйти домой, варить ему обед.
- Ты напрасно беспокоишься, Син,- говорил ей Винсент.
- Тут нет никакого беспокойства. Просто я делаю это лучше, чем ты.
- Но ты пообедаешь вместе со мной?
- Само собою. За малышами мать присмотрит. Мне у тебя нравится. Винсент платил ей франк в день. Он понимал, что это ему не по средствам, но ему было приятно, что она постоянно рядом с ним - кроме того, ему доставляла удовольствие мысль, что он спасает ее от стирки. Когда Винсенту приходилось отлучаться из дому днем, он рисовал ее по вечерам до поздней ночи, и Христина уже не уходила от него. Просыпаясь, Винсент с наслаждением вдыхал запах только что сваренного кофе, глядя, как заботливая женщина хлопочет у печки. Впервые в жизни у него была своя семья, и он чувствовал себя очень уютно.
Порой Христина оставалась у него на ночь просто так, без всякой причины.
- Я сегодня буду спать здесь, Винсент,- говорила она.- Можно?
- Ну конечно, Син. Оставайся, когда хочешь. Ты ведь знаешь, я этому рад. И хотя он ни о чем не просил ее, она начала стирать ему белье, чинить платье и ходить за покупками.
- Ведь вы, мужчины, не умеете следить за собой,- говорила она.- Вам надо, чтобы под боком была женщина. Я уверена, что тебя надувают в каждой лавочке.
Она вовсе не была хорошей хозяйкой; лень, царившая в доме ее матери, за долгие годы притупила в ней стремление к чистоте и порядку. Она принималась за уборку лишь временами, но решительно и энергично. Ведь она в первый раз за свою жизнь вела хозяйство мужчины, который ей нравился, и поэтому с удовольствием бралась за дело... когда не забывала о нем. Винсент был в восторге; за что бы она ни принималась, ему и в голову не приходило в чем-нибудь ее упрекнуть. Теперь, когда она оправилась от своей вечной усталости, голос у нее стал уже не такой грубый, бранные слова одно за другим исчезали из ее речи. Но она не умела сдерживать свои чувства, и если что-нибудь ее раздражало, она приходила в ярость и снова начинала ругаться хриплым голосом, употребляя такие выражения, каких Винсент не слышал со школьных дней.

« назад     далее »


  Рекомендуемые ссылки:

  » 

"Я думаю, ты поймешь, что я хотел выразить в картине «Едоки картофеля». Она очень темная: для белого, например, я почти не употреблял белого, а просто брал нейтральный цвет, состоящий из смеси красного, синего, желтого, скажем киновари, парижской синей и неаполитанской желтой. Цвет этот сам по себе довольно темно-серый, но в картине он выглядит белым. Объясню, почему я так сделал. Сюжет у меня - серый интерьер, освещенный небольшой лампой. Серая холщовая скатерть, закопченная стена, грязные чепчики, в которых женщины работали в ноле, - все это - если смотреть прищурив глаза - кажется в свете лампы очень темно-серым, тогда как сама лампа, несмотря на ее желтовато-красный блеск, светлее, даже гораздо светлее, чем белый, о котором идет речь." (Винсент Ван Гог)


Мир Ван Гога, 2007-2017   www.vangogh-world.ru   Винсент Ван Гог, голландский художник. Для писем - vinc at vangogh-world ru