Ирвинг Стоун. "Жажда жизни". Повесть о Винсенте Ван Гоге
Гаага
- Схевенингенская картина уже закончена. Хочешь посмотреть? Молча стоял он перед громадным полотном Мауве, на котором лошади тянули на берег рыбачий баркас. Винсент видел, что перед ним истинный шедевр. Лошади на картине - вороная, серая и гнедая - были загнанные, заморенные, настоящие клячи; они застыли на миг, терпеливые, покорные и безответные. Тяжелую лодку осталось протащить совсем немного, работа почти кончена. Лошади дышат с натугой, они все в мыле, но не бунтуют. Они привыкли к тяжкой работе, привыкли давно, уже много, много лет. Они готовы так жить и работать и дальше, но если завтра их погонят на живодерню - что ж, пусть будет и это, они готовы ко всему.
Винсент усмотрел в картине глубокий житейский смысл. Она как бы говорила ему: «Savoir souffrir sans se plaindre, да c'est la seule chose pratique, c'est la grande science, la lecon a apprendre, la solution du probleme de la vie». Он вышел из мастерской обновленный, улыбаясь при мысли, что человек, который нанес ему самый тяжелый удар за всю его жизнь, был единственным, кто научил его сносить удары с покорностью и смирением.
8
Операция прошла благополучно, но за лечение надо было платить. Винсент отослал двенадцать акварелей дяде Кору и ждал тридцати франков. Ждать пришлось долго: дядя Кор имел обыкновение высылать деньги когда ему вздумается. Поскольку доктор из лейденской больницы, делавший операцию, должен был принимать у Христины ребенка, нужно было сохранить с ним добрые отношения. Винсент послал ему свои последние двенадцать франков задолго до первого числа. Старая история началась сызнова. Сперва кофе и черный хлеб, потом только черный хлеб, потом одна вода, а за ней истощение, лихорадка, и жар, и бред. Христину кормили дома, но принести Винсенту она ничего не могла: не оставалось ни крошки. Наконец Винсент, собрав последние силы, с трудом слез с кровати и в каком-то кровавом тумане, застилавшем ему глаза, поплелся в мастерскую Вейсенбруха.
У Вейсенбруха была уйма денег, но он считал, что жить надо по-спартански, строго. Мастерская у него была на четвертом этаже, с верхним светом на север. Здесь не было ничего лишнего, что мешало бы работать: ни книг ни журналов, ни диванов, ни мягких кресел, ни этюдов на стенах, ни окон с видом на улицу - одни только орудия художнического ремесла.
Не было даже свободного стула, чтобы усадить гостя; поневоле люди здесь не задерживались.
- А, это вы? - проворчал Вейсенбрух, не выпуская из рук кисти. Он не стеснялся мешать другим художникам, но бывал не более гостеприимен, чем лев, попавший в капкан, когда кто-нибудь мешал ему.
Винсент изложил свою просьбу.
- Ох, нет, мой мальчик, нет! - воскликнул Вейсенбрух.- Вы обратились не по адресу, совсем не по адресу! Я не дам вам и десяти сантимов.
- У вас нет свободных денег?
- Разумеется, есть! Уж не думаете ли вы, что я такой же проклятый богом дилетант, как вы, и не могу ничего продать? Да у меня в банке денег больше, чем я могу потратить за три жизни.
- Тогда почему же вы не хотите одолжить мне двадцать пять франков? Я в ужасном положении! У меня не осталось ни крошки хлеба.
Вейсенбрух с торжеством потер руки.
- Чудесно! Чудесно! Это именно то, что вам надо! Вам это очень полезно. Из вас еще может выйти художник.
Винсент прислонился к стене, он уже не в силах был стоять без опоры.
- Что же тут чудесного, если человек голодает?
- Это для вас самое лучшее, что только может быть, Ван Гог. Это заставит вас страдать.
- Почему вы так хотите, чтобы я страдал?
Вейсенбрух уселся на единственный стул, скрестил ноги и кистью, на которой была красная краска, ткнул чуть ли не в лицо Винсента.
- Потому что это сделает из вас истинного художника. Чем больше вы страдаете, тем больше вам надо благодарить судьбу. Только в горниле страданий и рождаются подлинные живописцы. Запомните, Ван Гог, пустой желудок лучше полного, а страдающая душа лучше счастливой!
- Вы несете вздор, Вейсенбрух, и сами это знаете.
Вейсенбрух тыкал кистью в сторону Винсента.
- Тому, кто не был несчастным, не о чем писать, Ван Гог. Счастье - это удел коров и коммерсантов. Художник рождается в муках: если ты голоден, унижен, несчастен - благодари бога! Значит, он тебя не оставил!
- Нищета губит человека.
- Да, она губит слабых. А сильных - никогда! Если вас погубит бедность, значит, вы слабый человек, туда вам и дорога.
- И вы пальцем не шевельнете, чтобы помочь мне?
- Нет, даже если я буду убежден, что вы величайший живописец в мире. Если человека могут убить голод и страдания, значит, он не заслуживает спасения. Только тем художникам место на земле, которых не может погубить ни бог, ни дьявол, пока они не сделали всего того, что должны сделать. - Но я голодаю уже много лет, Вейсенбрух. И жил без крова над головой, бродил под дождем и снегом почти голый, валялся в лихорадке, одинокий, покинутый. Все это я уже испытал, мне нечему тут учиться.
- Вы едва коснулись страдания, Винсент. Это еще только начало. Говорю вам, боль - единственное в мире, что не имеет конца. А теперь идите домой и беритесь за карандаш. Чем сильнее вы страдаете от голода и лишений, тем лучше вы будете работать.
« назад далее »
|