Ирвинг Стоун. "Жажда жизни". Повесть о Винсенте Ван Гоге
Гаага
Они рисовали почти полтора часа, пока девушка не устала.
- Пусть теперь сядет,- сказал Винсент.- В фигуре будет меньше напряженности.
Они работали до полудня, склонившись над своими рисовальными досками и изредка перекидываясь словечком насчет освещения или табака. Затем Де Бок развернул пакет с завтраком, и все трое уселись у печки, закусывая тонкими ломтями хлеба с холодным мясом и сыром. Винсент и Де Бок не могли оторваться от своих рисунков и все смотрели на них.
- Просто удивительно, какой объективный взгляд появляется у меня на свою работу, стоит только немного подкрепиться,- сказал Де Бок.
- Можно взглянуть, что у вас получилось?
- Сделайте одолжение!
Де Бок добился в своем рисунке большого сходства в лице, что же касается фигуры, то в ней не было ничего индивидуального. Это было изумительно красивое тело - и только.
- Боже! - воскликнул Де Бок, взглянув на рисунок Винсента.- Что вы нарисовали вместо лица? Это и называется у вас вдохнуть страсть?
- Мы ведь рисовали не портрет,- возразил Винсент.- Мы рисовали фигуру.
- Впервые слышу, что лицо не имеет отношения к фигуре.
- А вы поглядите, как у вас получился живот,- сказал в свою очередь Винсент.
- Как?
- Вид у него такой, будто он надут горячим воздухом. Совершенно не чувствуется кишок.
- А почему они должны чувствоваться? Я не заметил, чтобы у бедной девушки они вылезали наружу.
Натурщица продолжала жевать бутерброд и даже не улыбнулась. Она считала всех художников немножко помешанными.
Винсент положил свой рисунок рядом с рисунком Де Бока.
- Вот видите,- сказал он,- здесь в животе их полным-полно. Глядя на этот живот, вы можете сказать, что по ним прошла не одна тонна пищи.
- Но при чем тут искусство? - удивился Де Бок.- Мы ведь не специалисты по внутренностям. Я хочу, чтобы люди, глядя на мои пейзажи, видели, как туман окутывает деревья, как прячется в облаках багровое солнце. Я совсем не хочу, чтобы они видели какие-то кишки.
Каждый день спозаранок Винсент отправлялся на поиски натуры. Сегодня это был сынишка кузнеца, завтра старуха из лечебницы для душевнобольных в Геесте, послезавтра разносчик торфа, а однажды он привел из еврейского квартала Паддемуса бабушку вместе с внуком. Натурщики стоили ему немалых денег, хотя он знал, что должен беречь каждое су, чтобы дотянуть до конца месяца. Но какой толк жить в Гааге и учиться у Мауве, если не работать в полную силу? А поесть вволю он успеет и потом, когда завоюет себе положение.
Мауве продолжал терпеливо с ним заниматься. Каждый вечер Винсент сидел в теплой, удобной мастерской на Эйлебоомен и упорно трудился. Порой, когда его акварели получались скучными и грязноватыми, он приходил в отчаяние. Мауве только смеялся.
- Ну, разумеется, это еще не бог весть что,- говорил он.- Если бы твои работы сверкали уже сегодня, в них был бы лишь поверхностный лоск, а завтра ты наверняка стал бы работать скучнее и хуже. Сейчас ты корпишь над ними и у тебя выходит плохо, зато потом будешь писать быстро и с блеском.
- Это верно, кузен Мауве, но если человеку надо зарабатывать на хлеб, что тогда прикажете делать?
- Поверь мне, Винсент, если будешь спешить, ты лишь загубишь в себе художника. Выскочка всегда выскочкой и остается. В искусстве по сию пору действует старое правило: «Честность есть лучшая политика!» Лучше терпеть невзгоды и серьезно учиться, чем усвоить лишь тот шик, который льстит публике.
- Я хочу быть верным себе, кузен Мауве, и выразить суровую правду в суровой манере. Но когда приходится зарабатывать на жизнь... Я написал несколько этюдов, которые, по-моему, Терстех мог бы... конечно, я понимаю...
- Покажи-ка мне эти этюды,- сказал Мауве.
Беглым взглядом он окинул акварели и изорвал их в мелкие клочки.
- Держись своей резкой манеры, Винсент,- сказал он,- и не старайся угодить любителям и торговцам. Пусть те, кто поймет тебя, сами идут к тебе. Настанет время, когда ты пожнешь плоды своего труда.
Винсент посмотрел на разбросанные по полу клочки.
- Спасибо вам, кузен Мауве. Этот урок пойдет мне на пользу.
В тот вечер Мауве устраивал вечеринку, и скоро начали сходиться художники: Вейсенбрух, за немилосердную критику работ своих коллег прозванный Карающим Мечом, Брейтнер, Де Бок, Юлиус Бакхёйзен и Нейхёйс, друг Boca.
Вейсенбрух был маленький, необычайно энергичный человечек. Он не пасовал ни перед кем и ни перед чем. То, что ему не нравилось - а не нравилось ему почти все,- он уничтожал одним язвительным словом. Он писал только то, что считал нужным, и так, как считал нужным, но заставил публику полюбить свои работы.
Однажды Терстех не одобрил что-то в его полотнах, и Вейсенбрух навсегда отказался от услуг фирмы Гупиль. Тем не менее он продавал все, что выходило из-под его кисти, и никто не мог догадаться, кому и каким образом. Лицо у него было столь же резкое, как и язык: лоб, нос и подбородок походили на лезвие ножа. Все побаивались Вейсенбруха и заискивали перед ним, стараясь добиться его расположения. Он презирал вся и все, чем прославился на всю страну. Отведя Винсента в угол к камину и сплевывая в огонь, Вейсенбрух с удовольствием слушал, как шипит слюна на раскаленных углях, и поглаживал гипсовую ногу, стоявшую на каминной доске.
« назад далее »
|
Новости
Биография
