Ирвинг Стоун. "Жажда жизни". Повесть о Винсенте Ван Гоге
Париж
Он внимательно поглядел на себя в зеркало. Бороду надо было подрезать, волосы подстричь, рубашка была грязная, брюки мятые, словно изжеванные. Он нагрел утюг и выгладил свой костюм, надел одну из рубашек Тео, взял из ящика пятифранковую бумажку и пошел к парикмахеру. Приведя себя в порядок, он медленно, в глубокой задумчивости направился по бульвару Монмартр, в галерею Гупиля.
- Тео,- сказал он,- ты не можешь выйти на минутку?
- Что случилось?
- Надень, пожалуйста, шляпу. Есть тут поблизости кафе, где нам никто не помешает?
Когда они уселись в укромном уголке, Тео сказал:
- Ты знаешь, Винсент, ведь мы говорим с тобой наедине впервые за целый месяц.
- Знаю, Тео. Боюсь, что все это время я был последним глупцом.
- Как так?
- Скажи мне прямо, Тео, кто я: художник или организатор коммуны?
- К чему это ты клонишь?
- Я был так занят делами коммуны, что у меня не было времени писать. С того дня как мы начали устраивать этот дом в деревне, я уже не мог выкроить ни минуты на живопись.
- Понимаю.
- Тео, я хочу писать! Не для того я затратил эти семь лет труда, чтобы стать домоправителем у других художников. Я изголодался по живописи, Тео, так изголодался, что готов сбежать из Парижа с первым поездом.
- Но, Винсент, после того как мы уже...
- Говорю тебе, я свалял дурака. Могу я признаться тебе откровенно?
- Да, конечно.
- Меня тошнит от одного вида этих художников. Я устал от их разговоров, от их теорий, от их бесконечных распрей. Ах, не смейся, Тео, я знаю, что и сам повинен в этих сварах. В этом-то все и дело. Помнишь, что говорил Мауве? «Человек может или заниматься живописью, или рассуждать о ней, но одновременно делать то и другое он не может». Неужели ты семь лет кормил меня для того, чтобы слушать, как я разглагольствую о всяких идеях?
- Ты многое сделал для колонии, Винсент.
- Да, а теперь, когда настало время ехать в колонию, я понял, что не хочу этого. Если я буду жить там, то наверняка даже не возьму кисть в руки. Не знаю, понимаешь ли ты меня, Тео... думаю, что понимаешь. Когда я жил в Брабанте и в Гааге, совсем один, я чувствовал, что я кое-что значу. Я в одиночку боролся с целым миром. Я был художником, единственным художником на всей земле. Все, что я писал, имело цену. Я знал, что у меня есть талант и что в конце концов люди скажут: «Это прекрасный живописец».
- А теперь?
- Увы, теперь я лишь один из многих. Вокруг сотни художников. Куда ни глянь, я вижу карикатуры на самого себя. Вспомни эти жалкие полотна в наших комнатах, которые прислали желающие вступить в коммуну. Ведь они тоже думали, что станут великими живописцами.
Что ж, может быть, я такой же, как они. Почем я знаю? Как мне теперь поддержать в себе мужество? До приезда в Париж я и не знал, что есть на свете такие безнадежные дураки, которые тешат себя иллюзиями всю жизнь. Теперь я знаю. И это ранит мне душу.
- Но при чем же здесь ты?
- Может быть, и ни при чем. Но мне уже не избавиться от этого червя сомнения. Когда я жил один, в глуши, я забывал, что каждый день люди пишут тысячи полотен. Я воображал, что мое полотно - единственное, что оно рождается как чудесный подарок миру. Я бы не оставил свою работу, если бы даже был уверен, что мои полотна ужасны... ну, а эти... эти иллюзии художника... они помогают. Ты меня понимаешь?
- Да.
- Кроме того, я не городской художник. Я здесь чужой. Я крестьянский художник. Я хочу вернуться в свои поля. Хочу выйти на жаркое солнце, которое выжгло бы из меня все, кроме желания писать!
- Значит, ты хочешь... уехать из Парижа?
- Да. Это необходимо.
- А как же с колонией?
- Я выхожу из нее. Но ты должен продолжать дело. Тео покачал головой.
- Нет, без тебя я все брошу.
- Почему же?
- Не знаю. Я делал это ради тебя... потому что ты хотел этого.
Несколько минут они молчали.
- Ты еще не совсем покончил со службой, Тео?
- Нет. Я собирался уйти с первого числа.
« назад далее »
|
Новости
Биография
