Ирвинг Стоун. "Жажда жизни". Повесть о Винсенте Ван Гоге
Париж
- Мой друг, мы с вами поладим. Мы мыслим одинаково. Кормон эти рисунки видел?
- Нет.
- Как только он увидит их, ваша песенка спета. Раскритикует в пух и прах. Недавно он мне говорит: «Лотрек, вы преувеличиваете, вы всегда все преувеличиваете. Каждая линия в ваших рисунках - настоящая карикатура».
- А вы ему, конечно, ответили: «Это, дорогой мой Кормон, характер,- характер, а не карикатура!»
Острые, как иголки, черные зрачки Лотрека загорелись любопытством.
- Так, значит, вы все-таки хотите посмотреть портреты моих девушек?
- Ну, разумеется, хочу.
- Тогда идемте. А то здесь пахнет прямо-таки покойницкой. У Лотрека была толстая, короткая шея и могучие руки. Когда он встал с места, Винсент увидел, что его новый друг - калека. Стоя на ногах, Лотрек был не выше, чем когда сидел на стуле. Его грузный торс круто клонился вперед, а ноги были хилые и тонкие.
Они шли к бульвару Клиши. Лотрек тяжело опирался на свою палку. Каждые пять минут он останавливался передохнуть и указывал какую-нибудь красивую линию в архитектуре зданий. Не доходя одного квартала до «Мулен Руж», они стали подниматься вверх, на Монмартр. Лотрек вынужден был отдыхать все чаще и чаще.
- Вы, наверно, любопытствуете, Ван Гог, что с моими ногами? Любопытствуют буквально все. Хорошо, я расскажу.
- Да что вы! В этом нет никакой надобности.
- Ладно уж, слушайте.- Он весь скорчился, навалившись на палку плечом.- Я родился с хрупкими костями. Когда мне было двенадцать лет, я поскользнулся на натертом полу и сломал берцовую кость правой ноги. Через год я упал в канаву и сломал левую ногу. С тех пор мои ноги не выросли ни на дюйм.
- Вы очень страдаете от этого?
- Нет. Если бы я был здоров, мне никогда бы не стать художником. Мой отец граф Тулузский, вот кто. Я должен был унаследовать его титул. Если бы я захотел, мне бы вручили маршальский жезл и я бы скакал верхом рядом с королем Франции. Конечно, если бы король Франции был в наличии. Mais, sacrebleu, зачем быть графом, если можно стать художником?
- Да, боюсь, что времена графов миновали.
- Ну, что ж, пойдемте? Вон там, чуть подальше по этой улице, мастерская Дега. Болтают, будто я подражаю Дега, потому что он пишет балетных танцовщиц, а я пишу девушек из «Мулен Руж». Ну и пусть болтают, что хотят. Вот и мое жилище, улица Фонтен, девятнадцать-бис. Я живу в нижнем этаже, как вы можете догадаться.
Он открыл дверь и пропустил Винсента вперед.
- Живу я один,- сказал он.- Садитесь, если отыщете себе местечко.
Винсент огляделся. В мастерской, загроможденной холстами, рамами, мольбертами, стульями, стремянками, свертками тканей, стояли еще два широких стола.
На одном из них было множество бутылок с дорогими винами и разноцветные графины с ликерами. Второй стол был завален балетными туфельками, париками, старинными книгами, женскими платьями, перчатками, чулками, непристойными фотографиями и редчайшими японскими гравюрами. В этом хаосе едва оставалось место, где Лотрек мог бы сидеть и работать.
- В чем дело, Ван Гог? - спросил хозяин.- Вам некуда сесть? Отодвиньте этот хлам на полу и поставьте стул поближе к окну. В том борделе было двадцать семь девушек. Я спал со всеми без исключения. Вы согласны, что необходимо поспать с женщиной, чтобы понять ее до конца?
- Согласен.
- Вот вам этюды. Я носил их к торговцу картинами на бульваре Капуцинок. «Лотрек,- сказал он мне,- зачем вы постоянно рисуете безобразие? Зачем вы все время пишете самых грязных, самых беспутных людей?
Эти женщины отвратительны, просто отвратительны. Пьяный разгул и грязные пороки начертаны у них на лицах. Разве новое искусство заключается лишь в том, чтобы щеголять безобразием? Неужели вы, художники, стали так слепы к красоте, что способны изображать только самую мерзость?» А я ему говорю: «Извините, но меня тошнит, а я не хочу блевать на ваши шикарные ковры». Вам достаточно света, Ван Гог? Не хотите ли выпить? Скажите, что вы предпочитаете? У меня есть все что угодно.
Лотрек проворно заковылял по комнате, лавируя между стульями, столами и свертками, налил бокал и протянул его Винсенту.
- Выпьем за безобразие, Ван Гог! - воскликнул он.- Пусть и духа его не будет в Академии!
Винсент потягивал вино и рассматривал двадцать семь портретов девушек из веселого дома на Монмартре. Он понял, что художник изобразил их такими, какими видел в действительности. Это были портреты без всяких прикрас, без тени осуждения или упрека. Лица девушек выражали обездоленность и страдание, бездушную чувственность, грубый разврат и духовную нищету.
- Вам нравятся портреты крестьян, Лотрек? - спросил Винсент.
- Да, если они написаны без сантиментов.
- Так вот, я пишу крестьян. И сейчас меня поразило, что эти женщины - тоже крестьянки. Так сказать, возделывательницы плоти. Земля и плоть - это ведь лишь две разные формы одной и той же субстанции, как вы считаете? Эти женщины возделывают плоть, человеческое тело, которое нужно возделывать, чтобы заставить его рождать жизнь. У вас хорошие работы, Лотрек, вы сказали нечто стоящее.
« назад далее »
|