Роберт Уоллэйс. "Мир Ван Гога". Повествование о художнике
Часть четвертая. Друзья и влияния
В Париже Винсента вдохновляли не только импрессионисты или Тулуз-Лотрек. Жизнь в городе била ключом, особенно в сфере искусства, и Винсент старался изо всех сил, пока жил там, увидеть и впитать все хорошее, что было в новом и старом. Потом этот поток ярких впечатлений и влияний окажется для него чрезмерным, и он уедет в провинцию, чтобы работать в тиши. Но на какое-то время он с головой погрузился в Париж: нашел там новую любовницу; продолжал посещать лавку папаши Танги, чтобы быть в курсе всех новинок в живописи; познакомился с серьезными и значительными молодыми художниками, включая создателя пуантилизма Жоржа Сера и биржевого маклера, ставшего художником, Поля Гогена. Он был особенно увлечен творчеством великих японских графиков Хиросиге и Хокусая, чьи яркие цветные гравюры на дереве завозились в последние годы в Европу в большом количестве. Как и палитра импрессионистов, японское искусство оказало на него огромное влияние.
Лишь в 1853 году, в год рождения Винсента, Япония была «открыта» для Запада американцем, коммодором Мэтью Перри, который вежливо нацелил пушки на Страну Восходящего Солнца и высказался в том смысле, что настало время для небольшого коммерческого обмена. Через несколько лет первые японские гравюры появились в Лондоне и Париже. В 1867, а затем в 1878 году они демонстрировались на всемирных выставках в Париже и пользовались такой популярностью, что в 1883 году парижские коллекционеры организовали художественную выставку, посвященную исключительно им. Любителей искусства восхищали не только красочные сюжеты - легендарные персонажи, животные, птицы, экзотические костюмы и пейзажи, - но и сам стиль. Гравюры, с их локальным цветом и отсутствием тени, их уверенным рисунком и декоративной направленностью, были не похожи на все, что знала Европа. Винсент вместе со многими другими западными художниками с радостью принял и освоил японскую манеру и часто отдавал ей должное.
По одному из лучших его автопортретов видно, что наряду с глубокими религиозными переживаниями, его не оставляет и мысль о Японии. Как он писал Тео: «Я стремился к созданию характера бонзы (восточного монаха), как простой почитатель Вечного Будды... Я сделал глаза слегка косыми, как у японца».
Хотя он знал японское искусство еще по Антверпену, достаточно широко он познакомился с ним в Париже - у одного коммерсанта был буквально полный склад гравюр. Восхищенный, Винсент вскоре начал создавать свою собственную коллекцию и со временем собрал несколько сотен экземпляров, которые он ценил столь высоко, что сравнивал японских мастеров - по непреходящей ценности - даже с греками, Хальсом и своими соотечественниками Рембрандтом и Вермером.
Больше всего, по мере того, как он освобождался от темного колорита своего голландского периода, его привлекали яркие цвета и четкие линии гравюр. Но также имело значение его постоянное внимание к социальным задачам искусства. Гравюры, даже после затрат на их транспортировку через половину земного шара, все равно стоили в Париже только один-два франка, и таким образом были доступны людям, которым он адресовал собственное искусство. «Я прилагаю самые большие усилия, чтобы мои работы хорошо смотрелись на кухне, - писал он. - А потом может выясниться, что они неплохо смотрятся и в гостиной, но как раз это меня совершенно не волнует». У него уже давно зародилась идея объединения художников, которые могли бы при помощи литографии делать копии выдающихся произведений искусства, доступные рабочим по невысокой цене; а теперь в Париже он подошел к своей идее под другим углом: он решил организовать выставку японских гравюр в таком месте, где их могла бы увидеть рядовая публика.
Его деятельный интерес к японскому искусству неожиданно повлиял на его собственную карьеру, ибо странным образом японская выставка оказалась связанной с первым публичным показом картин самого Винсента.
Какое-то время Винсент обедал в кафе под названием «Тамбурин», недалеко от квартиры на Монмартре, где он жил с Тео. Заведением, столы в котором имели форму барабанов, а стены были увешаны тамбуринами с картинками и стихами, подаренными клиентами, владела итальянка Агостина Сегатори, которая в молодости работала натурщицей у Коро. Подробности ее взаимоотношений с Винсентом покрыты мраком, но судя по всему в течение какого-то времени она была его любовницей. Во всяком случае, ему удалось убедить Ла Сегатори, как ее называли, чтобы она разрешила ему развесить в ресторане коллекцию японских гравюр. Каких-либо свидетельств успеха или провала выставки не сохранилось; скорее всего посетители больше внимания уделяли меню. Со временем, когда его дружба с Ла Сегатори окрепла, он украсил «Тамбурин» своими собственными картинами, хотя неясно, были ли они развешаны в надежде на продажу, являлись ли подарками женщине, или же были заказаны за плату.
Как бы там ни было, но связь закончилась печальным образом. Винсент ввязался в драку с кем-то в ресторане, то ли официантом, то ли посетителем, который приревновал его к Ла Сегатори, и после этого она порвала с ним. В письме к Тео, написанном летом 1887 года, когда Тео проводил отпуск в Голландии, Винсент лишь намеком объяснил то, что произошло. «Я наведался в «Тамбурин», потому что, не пойди я туда, они вообразили бы, что я трушу. Я сказал Сегатори, что я ей не судья, пусть судит себя сама. Я, мол, порву расписку, но она должна вернуть мне все картины до одной, и что не будь она замешана в этой истории, она назавтра сама пришла бы ко мне. А раз она не пришла ко мне, то я так понимаю, она знала что они хотели избить меня, но что она пыталась предостеречь меня, когда сказала: «Уходи!», чего я тогда не понял, а возможно, также и не хотел понимать...
При входе я заметил официанта, но он быстро куда-то скрылся. Я не хотел забирать картины сразу и просто сказал ей, что, когда ты приедешь, мы вернемся к этому разговору, потому что картины принадлежат тебе в той же мере, что и мне, а пока я предлагаю ей еще раз поразмыслить над тем, что случилось. Выглядела она неважно и была бледна как мертвец».
« назад далее »
|