Пейзаж с кипарисом и звездой, 1890
Неудачник - Миссия в искусстве - Паломничество в Париж - Друзья и влияния - Южное солнце Арля - Гоген в раю - Искусство, рожденное отчаянием - Последняя вспышка гения

	Церковь в Овере, 1890
	"Мир Ван Гога" 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50

Их разговоры о портретной живописи также зашли в тупик: «Гоген и я, мы так много говорим обо всем этом, что наши нервы напрягаются до предела и в нас не остается ни проблеска человеческого тепла». Перед этим Винсент писал об их дискуссиях: «Атмосфера наших споров чудовищно наэлектризована, после них в голове пусто, как в разряженной электрической батарее».
К началу декабря напряжение между ними стало невыносимым. Гоген хотел уехать из Арля, Винсент прекрасно это понимал. Все его надежды на создание «южной школы» рухнули, и он начал вести себя странно - хотя об этом существует только одно свидетельство из первых рук, которое принадлежит Гогену. И это свидетельство читателю следует воспринимать в свете тех неточностей, которые присутствуют в воспоминаниях Гогена.
Согласно Гогену, «в последние дни моего пребывания Винсент стал страшно резким и шумным, а затем сделался молчаливым. Несколько раз ночью я с удивлением обнаруживал, что он приближается к моей постели. Чему приписать мое пробуждение в этот момент?
Как бы там ни было, достаточно было сказать ему очень спокойно: "Что с вами, Винсент?", чтобы он, не говоря ни слова, ложился опять в постель и засыпал тяжелым сном.
Мне пришла в голову мысль сделать его портрет в то время, когда он писал столь любимый им натюрморт - подсолнухи. Когда я закончил портрет, он сказал мне: "Это совершеннейший я, но только впавший в безумие"». (В письме к Тео, написанном месяц спустя, Винсент использовал несколько другие выражения: «Ты видел портрет, который он сделал с меня, рисующего подсолнухи? После этого мое лицо стало гораздо более оживленным, но это действительно был я, очень изможденный и наэлектризованный, в точности каким я и был тогда».)
По рассказу Гогена, «в тот же вечер мы отправились в кафе. Он выпил легкого абсента. Внезапно он бросил мне в голову стакан с его содержимым. Я увернулся от удара, схватил его в охапку, вышел из кафе и пересек площадь Виктора Гюго. Через несколько минут Винсент уже был в кровати, он сразу же заснул и проспал до утра.
Проснувшись, он сказал мне очень спокойно: «Дорогой Гоген, я смутно помню, будто бы обидел вас вчера вечером». Я ответил: «Прощаю вас охотно и от всего сердца, однако, вчерашняя сцена может случиться снова. А если бы вы в меня попали, - я мог бы не совладать с собой и задушить вас. Позвольте мне написать вашему брату и сообщить ему о моем возвращении».
Бог мой, какой день!»

Гоген написал Тео, что он больше не может оставаться с Винсентом «из-за несовместимости характеров». Но в следующем письме он взял свои слова обратно, назвав первое «дурным сном». Несколько дней они оба оставались в желтом доме. 23 декабря Винсент послал брату записку: «Мне кажется, что Гоген немного разочарован в славном городе Арле, в желтом домике, где мы работаем, и особенно во мне. Конечно, здесь нам обоим придется преодолеть еще немало серьезных трудностей. Но эти трудности, скорее, в нас самих, чем вовне. Словом, по-моему, он должен окончательно решить - уехать или остаться... Я жду его решения совершенно хладнокровно».
Нелегко представить себе Винсента хладнокровным в подобных обстоятельствах. Гоген совершенно определенно не был хладнокровен. Позже он писал другу: «Сразу же после того, как встал вопрос о моем отъезде из Арля, он стал таким странным, что я уже не мог свободно дышать. Он даже сказал мне: «Вы собираетесь уехать», и когда я ответил: «Да», он вырвал из газеты фразу и вложил обрывок в мою руку: «Убийца скрылся».
На Рождество, согласно Гогену, «я кое-как приготовил себе обед и почувствовал потребность пойти одному подышать свежим воздухом и ароматом цветущих лавров. Я уже почти прошел площадь Виктора Гюго, как услыхал за собой хорошо мне знакомый мелкий, неровный, торопливый шаг. Я обернулся как раз в тот момент, когда Винсент бросился на меня с бритвой в руке. Взгляд мой в эту минуту, должно быть, заключал в себе такую силу, что он остановился и, склонив голову, бегом бросился по дороге домой. Не проявил ли я равнодушия в данной ситуации, не должен ли я был разоружить его и постараться успокоить? Я часто вопрошал свою совесть - но мне не в чем было себя упрекнуть. Пусть бросит в меня камень, кто хочет.
Одним прыжком я очутился в хорошем арлезианском отеле, где, спросив время, я снял комнату и лег в постель».
После этого происшествия Винсент вернулся в желтый дом и отрезал свое левое ухо бритвой. Казалось бы, не имеет большого значения, отрезал он целое ухо или только мочку, но поступок был столь эксцентричен, что он породил дискуссии среди ученых и целые научные исследования, такие, как «Винсент ван Гог и драма отрезанного уха» из французского медицинского журнала «Эскулап». Согласно вдове Тео Ван Гога, которая, несомненно, знала истинное положение вещей, была отрезана только мочка.

Когда Винсенту удалось остановить кровотечение, он надвинул на глаза свой большой берет и отнес отрезанный кусок уха, завернутый в газету, в ближайший бордель, который они вместе с Гогеном часто посещали. Согласно короткой заметке в местной газете того времени:
«В прошлое воскресенье в половине двенадцатого художник по имени Винсент Ван Гог, голландец по происхождению, появился в доме терпимости № 1, позвал девушку по имени Рашель и протянул ей свое ухо с такими словами: «Береги это сокровище». Потом он ушел. Полиция, сразу же информированная о случившемся, которое могло быть делом рук только несчастного сумасшедшего, явилась утром в дом этого человека, найдя его в кровати без всяких признаков жизни».