Роберт Уоллэйс. "Мир Ван Гога". Повествование о художнике
Часть четвертая. Друзья и влияния
Судя по всему Винсенту так и не удалось вернуть свои картины, и, как говорят, впоследствии они были проданы как чистые холсты свертками по 10 штук - 10 центов за сверток. Хотя коллекционеры и директора музеев могут скрежетать зубами по этому поводу, тем не менее это не единственный случай полного уничтожения или исчезновения его полотен. В 1885 году, когда после смерти отца он покинул Голландию, большое количество его эскизов осталось храниться в доме плотника в городе Бреде. Сорок с лишним лет спустя, в 1926 году, голландский ученый приехал в Бреду, надеясь выяснить, что произошло с рисунками и картинами. Он узнал, что плотник отдал их старьевщику, который торговал ими вразнос с ручной тележки. Некоторые из них попали в руки трактирщика, и он вручал их в качестве призов посетителям, которые больше других выпивали пива в его заведении.
Часть полотен была использована домовладельцем в качестве заплат, закрывающих дыры в стенах, а одна картина была приклеена в качестве украшения на дверь, сделанную в классическом стиле. Затем дверь сняли и отправили реставраторам, которые отодрали холст от дерева. Но из первоначального количества, куда входило более 200 живописных полотен, около 90 рисунков тушью и 200 пастелью, сохранилась лишь незначительная часть. Еще одна крупная партия его ранних работ оставалась в Антверпене после того как в 1886 году Винсент уехал в Париж. Но ничего из этого бесценного собрания так никогда и не было найдено.
Потеря картин не отбила у Винсента охоты выставлять свои произведения. В Париже он смог организовать по крайней мере еще две выставки с несколько более удачными результатами, чем в «Тамбурине». В одной из этих экспозиций в огромном ресторане со стеклянной крышей под названием «Ла Фурше» он представил около 100 полотен. Винсент ничего не продал - посетители ресторана, согласно одному наблюдателю, «терпели выставку... хотя и находились в некотором замешательстве». Тем не менее косвенная выгода была: круг знакомых Винсента среди парижских художников продолжал расширяться. Одним' из тех, кто еще не выставлялся, а приехал учиться живописи, был Жорж Сера.
Очень немногие из великих художников - возможно, только Леонардо да Винчи - отличались более научным подходом к искусству, чем Сера. Человек, привыкший к точности во всем, он имел несчастье навсегда быть привязанным к неточному термину - пуантилизм - который он ненавидел. И хотя Сера создал целый ряд великолепных произведений, в Соединенных Штатах он обычно отождествляется только с одним: «Воскресный день на острове Гранд-Жатт». Это широко репродуцируемая картина, которой теперь гордо владеет Чикагский институт искусства
Сера было 27 лет, когда он встретился с Винсентом, а в возрасте 31 года, в 1891 году он умер от неизвестной болезни. О его личной жизни известно мало - он настолько хорошо охранял ее, что даже его ближайшие друзья лишь после его смерти узнали, что у него была любовница и сын. Его художественное образование было традиционным: в 18 лет его приняли в ультраконсервативную Школу изящных искусств в Париже, и он учился там около двух лет, концентрируясь на рисовании и теории геометрии под руководством учителя, который был яростным противником романтизма, импрессионизма и вообще любого отклонения от академической традиции. За пределами школы, когда Сера сосредоточил свой интерес на работах своих непосредственных предшественников - импрессионистов Писсарро, Моне и их коллег, - он нашел их неполноценными.
Отрицание Сёpa импрессионизма не носило, однако, принципиального характера. Несмотря на свое образование, он искренне симпатизировал попыткам создать иллюзию меняющегося естественного света и цвета. Он чувствовал, что импрессионисты недостаточно последовательны. При использовании быстрых, изолированных мазков, смазанных линий и чистых красок они игнорировали законы цвета, которые, как верил Сера, могут быть открыты наукой и которым «можно научиться, как музыке». До его времени, думал он, даже величайшие мастера цвета достигали своих результатов главным образом благодаря блестящей интуиции. И так случилось, что время Сера было именно тем временем, когда должны были быть найдены методы и рациональные указатели. Атмосфера конца XIX века была наполнена наукой и изобретениями: Пастер, Дарвин и Эдисон были домашними богами, по крайней мере среди просвещенных.
Сера и его друзья-художники, включая Поля Синьяка, жадно читали научные трактаты, чтобы обнаружить то, что можно было бы применить к искусству. Среди ключевых работ были: «Закон одновременного контраста цветов» француза Мишеля-Эжена Шеврёля; «Зрительные явления» швейцарца Давида Суттера, и «Современная наука о цвете» американца О.Н.Руда, профессора Колумбийского университета.
Ученые исследовали такие вопросы, как «оптическое смешивание», о котором художники знали, но с которым не экспериментировали вплоть до эпохи Делакруа - середины XIX века. Сера ухватился за этот принцип и сделал его основным в своем искусстве. Чтобы создать зеленый цвет, например, не нужно было смешивать на палитре желтую и синюю краски. Сходный эффект может быть достигнут путем наложения пунктиром множества мелких, отдельных пятен желтого и синего на холсте, давая возможность глазу производить смешивание. Сера и Полю Синьяку такое оптическое смешивание казалось предпочтительным, поскольку оно давало более вибрирующие и светящиеся цвета. Но фактически, исследование полотен Сера не подтверждает этой теории. Цвета кажутся приглушенными.
Проблема, в частности, заключается в том, что при ближайшем рассмотрении синие точки воспринимаются глазом как синие, а желтые - как желтые, в то время как на расстоянии зритель видит скорее серый цвет, а не зеленый. Кроме того, отдельные краски, которые использовал Сера, поблекли. Через год после смерти Сера его друг, критик Феликс Фенеон, исследуя «Гранд-Жатт», написал: «Из-за красок, которые использовал Сера... эта картина исторического значения потеряла свой светящийся шарм: тогда как красные и синие цвета сохранились, зеленые Веронезе стали теперь оливково-зеленоватыми, а оранжевые тона, которые передавали свет, теперь представляют лишь пустоты».
« назад далее »
|